...::ВТОРАЯ ЖЕМЧУЖИНА ИМПЕРИИ::....

О дочери Последнего российского Государя, носящей легендарное «пушкинское» имя Татьяна, известно менее всех остальных членов ее Семьи. И виною тому - ее сдержанный, аристократично замкнутый характер. Она, похоже, была истинно «царскою дочерью». Я осторожно перелистываю страницы книг, перебираю листы со старинными фотографиями, ворошу воспоминания и тома исторических хроник с одною лишь целью: собрать в единое целое рассыпанные жемчужные пылинки давнего – давнего, прочно забытого прелестного образа Той, которую называли когда-то «розою Петергофа».
Что удалось, что получилось, что нанизалось на нитку рассказа из уцелевших редких бусин – жемчужин памяти, слегка стершихся от времени – судить не мне. Вам, читатели.
Итак, очередное « окунание в летейские воды». Очередной «роман» о давно ушедших тенях.. О молчаливом сходе их в Аид. Или, все – таки, точнее, не роман – лишь глава об одной из них, царственной тени….
Вторая жемчужина в «ожерелье дочерей» Повелителя одной шестой части Земли – России - появилась на свет в Петергофском дворце, 29. 05.10. 06. 1897 года в облаке нежного, зелено – сиреневого петербургского раннего лета, с его удивительными, молочно – серыми ночами – туманами. Казалось, большие глаза малышки вобрали в себя эти чарующие оттенки навсегда, и в юности выразительные серо-зеленые очи юной Цесаревны были самой главной «приметой» ее пленительного, запоминающегося облика…
Росла Танечка Романова изысканно - просто, как и остальные ее Сестры – Великие княжны: Ольга, Мария, Анастасия.
Носила белоснежные кисейные платьица с разноцветными кушачками и матросские костюмчики, украшенные затейливой вышивкой, сделанной матерью - Императрицей, играла игрушками старшей сестры Ольги, с которой была необычайно дружна. Они вместе составляли «большую пару», как любовно называли их в семье и среди родных.
Особенно любила подвижная, здоровая малышка – Цесаревна купание и игры на воздухе: серсо, катание на пони и громоздком велосипеде – тандеме – в паре с Ольгой, неторопливый сбор цветов и ягод. Из тихих домашних развлечений предпочитала -рисование, книжки с картинками, путанное детское вышивание - вязание и «кукольный дом». Она колола крохотные пальчики спицами, но только хмурилась, не плакала. С детства трепетно - внимательная к характерам дочерей императрица – мать отмечала ее внешнюю сдержанность, задумчивость и спокойствие, при полной игре чувств и эмоций – внутри Души.
На кукол же – фарфоровых, румянощеких красавиц в кружевных пелеринах и шелковых пышных платьях, малышка больше смотрела с восторгом, чем играла – так красивы они были! Перед зеркальным шкафом, где куклы в ряд сидели на полке, маленькая девочка могла стоять часами, замерев от восхищения. Когда мать доставала для нее куклу и начинала осторожно показывать, как можно расчесывать ее волосы или сменить шляпку, подвижная озорница смотрела на нее с невольным испугом: вдруг хрупкое «фарфоровое дитя» выскользнет из взрослых рук и разобьется?! Но не кричала, а лишь пугливо прикасалась пальцами к материнским рукам, держащим сокровище. В ответ МамА только понимающе улыбалась, чуть покачивая золотистой головой, и звенели в такт ее красивым и легким движениям тонкие браслеты на запястьях и переливался жемчуг на шее.
Продолжая улыбаться, МамА начинала хлопотать вокруг кукольного чайного стола, ее ловкие руки в пене бледно – сиреневых, белых или кремовых кружев колдовали над крохотной, «детской» копией мейсенского фарфорового сервиза: чашками, сахарницей, молочником, крохотными, в полпальчика величиной, ложками, ведь кукол – барышень надо было непременно напоить чаем: они так проголодались, сидя в строгом, скучно - парадном шкафу! МамА терпеливо доставала с полок почти всех кукол, обтряхивала их, поправляла слегка смятые шляпки и платья – роброны, и вскоре все они, фарфоровые дети, веселой и яркой компанией восседали за изысканно накрытым столом, где в крошечных чашках плескался малиновый сироп, а на резных тарелочках – лежали горками крошки ароматного печенья. На звон посуды и шум веселых разговоров прибегала старшая сестренка Ольга и, проворно сдернув с головы ленту, державшую шелковистые волосы, и всплеснув от восторга пухлыми ручками, тотчас принималась помогать матери и Танюше устраивать веселый кукольный праздник. Места на нем хватало не всем, потому как Ольга считала, что нужно пригласить и других кукол: веселого барабанщика – зайца и неуклюжего бурого медвежонка, который был ростом с саму Ольгу, и оловянного солдата – генерала и живого гостя - рыжего пушистого и очень важного дворцового кота с алой ленточкой на шее. Против кота всегда высказывалась МамА, но он часто являлся незваным гостем, и пока крохи –хозяюшки размышляли куда его усадить, выбирал место сам – иногда прямо посреди стола, нахально слизывая с тарелок кукольное угощение. Сестры и мамА ахали и охали, но прогнать озорника с места не решались: еще посуду побьет и кукол испугает!
Наевшись, рыжий невежа мягко прыгал на пол и шествовал в центр комнаты, где на ярком ковре играли солнечные лучи. Там, важно улегшись на правый бок, вылизав обе лапы и лукаво прищурив серо – черно – зеленый немигающий глаз, нарушитель спокойствия долго наблюдал за светским щебетом в кукольной гостиной и хозяюшками – феями, хлопочущими вокруг стола. Иногда он сладко дремал в солнечных лучах, но долго блаженствовать там ему не давали.
Устав от игры, маленькие Цесаревны обычно усаживались на мягкий ковер около рыжего любимца и начинали всячески тормошить и тискать его. Он совсем не царапал их мягких ручек, только недовольно жмурился и урчал, если Ольга или Татьяна пытались уложить его себе на шею, как модную горжетку. Более всех мяукающий «комочек огня» любил именно Татьяну и она часто гуляла по парку в сопровождении няни и гувернантки с « живым воротником или муфтою» на плечах или в руках. И у повзрослевшей Цесаревны на коленях матросы и офицеры яхты «Штандарт» часто видели огненно – рыжее сибирское чудо, потомка того самого равнодушно - важного Петергофского обитателя, любителя кукольного угощения!
Впрочем, если быть совсем точными, то таких «потомков сибиряков» было несколько: каждая из Цесаревен имела своего пушистого любимца, но самым красивым все признавали только «когтистого друга» Татьяны.
Она росла, менялись ее походка, движения, улыбка, манера одеваться- все больше было в них грации и мягкой женственности. Причудливо, чуть капризно, менялись ароматы ее духов, туалетной воды, сашэ, менялись альбомы и книги на ее столе в скромно опрятной, девичьей комнате, уставленной букетами ландышей, пионов и сирени с розами, но мало менялась она сама, внутренняя, оставаясь все такой же чуть сдержанной, задумчиво – ласковой, приветливой и ровной со всеми, редко - плачущей или сердитой, опечаленной чем либо. Все страсти ее живой, одухотворенной натуры бушевали только внутри нее.
Похоже, что она родилась истинной «царской дочерью». Все портреты Татьяны Николаевны, в юности, оставленные современниками, очень схожи между собой. Приведем здесь только наиболее яркие из них.
С. Я. Офросимова: "Направо от меня сидит Великая княжна Татьяна Николаевна. Она Великая княжна с головы до ног, так она аристократична и царственна! Лицо ее матово-бледно, только чуть-чуть розовеют щеки, точно из-под ее тонкой кожи пробивается розовый атлас. Профиль ее безупречно красив, он словно выточен из мрамора резцом большого художника. Своеобразность и оригинальность придают ее лицу далеко расставленные друг от друга глаза. Ей больше, чем сестрам, идут косынка сестры милосердия и красный крест на груди. Она реже смеется, чем сестры. Лицо ее иногда имеет сосредоточенное и строгое выражение. В эти минуты она похожа на мать. На бледных чертах ее лица - следы напряженной мысли и подчас даже грусти. Я без слов чувствую, что она какая-то особенная, иная, чем сестры, несмотря на общую с ними доброту и приветливость. Я чувствую, что в ней - свой целый замкнутый и своеобразный мир".
Баронесса С. К Буксгевден: "Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая и так хорошо сложена, что высокий рост не был ей помехой. У нее были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих царственных красавиц родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами - это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало ее характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери и была любимицей у нее и у отца. Абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если появлялась возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать все то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами семьи. У нее был практический ум, унаследованный от Императрицы - матери и детальный подход ко всему".
Юлия фон Ден тоже вторила остальным мемуаристам: "Великая княжна Татьяна Николаевна была столь же обаятельной, как и ее старшая сестра, но по-своему. Ее часто называли гордячкой, но я не знала никого, кому бы гордыня была бы менее свойственна, чем ей. С ней произошло то же, что и с Ее Величеством. Ее застенчивость и сдержанность принимали за высокомерие, однако стоило вам познакомиться с ней поближе и завоевать ее доверие, как сдержанность исчезала и перед вами представала подлинная Татьяна Николаевна. Она обладала поэтической натурой, жаждала настоящей дружбы. Его Величество горячо любил вторую дочь, и сестры шутили, что если надо обратиться к Государю с какой-то просьбой, то " непременно уже Татьяна должна попросить Рapa, чтобы он нам это разрешил". Очень высокая, тонкая, как тростинка, она была наделена изящным профилем камеи и каштановыми волосами. Она была свежа, хрупка и чиста, как роза".
А.А.Танеева – Вырубова трепетно вспоминала в своих великолепных мемуарах о Царской Семье: "Татьяна Николаевна была в мать - худенькая и высокая. Она редко шалила и сдержанностью и манерами напоминала Государыню. Она всегда останавливала сестер, напоминала волю матери, отчего они постоянно называли ее "гувернанткой". Родители, казалось мне, любили ее больше других. Государь говорил мне, что Татьяна Николаевна ему сильно напоминает характером и манерами Государыню. Волосы у нее были темные... Мне также казалось, что Татьяна Николаевна была очень популярна: все ее любили - и домашние, и учителя, и в лазаретах. Она была самая общительная и хотела иметь подруг".
П. Жильяр, любящий своих «царственных воспитанниц» до самозабвения писал «о втором цветке царского венка»:
"Татьяна Николаевна от природы скорее сдержанная, обладала волей, но была менее откровенна и непосредственна, чем старшая сестра. Она была также менее даровита, но искупала этот недостаток большой последовательностью и ровностью характера. Она была очень красива, хотя не имела прелести Ольги Николаевны. Если только Императрица и делала разницу между дочерьми, то ее любимицей была, конечно, Татьяна Николаевна. Не то, чтобы ее сестры любили мать меньше ее, но Татьяна Николаевна умела окружать ее постоянной заботливостью и никогда не позволяла себе показать, что она не в духе. Своей красотой и природным умением держаться в обществе она слегка затеняла сестру, которая меньше занималась своей особой и как-то стушевывалась. Тем не менее эти обе сестры нежно любили друг друга, между ними было только полтора года разницы, что, естественно, их сближало. Их звали "большие", тогда как Марию Николаевну и Анастасию Николаевну продолжали звать "маленькие".
А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора: "Татьяна была выше, тоньше и стройнее сестры, лицо - более продолговатое, и вся фигура породистее и аристократичнее, волосы немного темнее, чем у старшей. На мой взгляд, Татьяна Николаевна была самой красивой из четырех сестер".
Клавдия Битнер, гувернантка детей уже в неволе, в Тобольске, резюмирует, делая несколько неожиданный вывод после общения с Великой княжной: "Если бы семья лишилась Александры Феодоровны, то крышей бы для нее была Татьяна Николаевна. Она была самым близким лицом к Императрице. Они были два друга".
Полковник Е. С.Кобылинский дополняет характерные портретные страницы: "Когда Государь с Государыней уехали из Тобольска, никто как-то не замечал старшинства Ольги Николаевны. Что нужно, всегда шли к Татьяне: "Как Татьяна Николаевна скажет". «Надо спросить у Тани.»
Эта была девушка вполне сложившегося характера, прямой, честной и чистой натуры, в ней отмечались исключительная склонность к установлению порядка в жизни и сильно развитое сознание долга. Она ведала, за болезнью матери, распорядками в доме, заботилась об Алексее Николаевиче и всегда сопровождала Государя на его прогулках, если не было В. Долгорукова. Она была умная, развитая, любила хозяйничать, и в частности, вышивать и гладить белье".
И самое лаконичное, самое пронзительное в неумелости своей, неприязненности, описание.
А. Якимов, один из «красных конвоиров»: "Такая же, видать, как царица, была и Татьяна. У нее вид был такой же строгий и важный, как у матери. А остальные дочери: Ольга, Мария и Анастасия - важности никакой не имели"….